Нечасто удаётся мне вырваться на рыбалку: всё дела, да дела, а то вдруг здоровье подведёт, да ещё, по закону подлости, в самую путину. И нужно видеть меня с глупой, наверное, но счастливой улыбкой наблюдающего за поплавком, когда всё же удаётся порыбачить. Но я не только рыболов, но и фотограф, поэтому «гложет мою душу фоточервь», дескать, поплавка, что ли не видел, надо бы и пофотографировать. Отрываю взгляд от застывшего неподвижно поплавка и вижу, что на противоположном берегу, в лучах восходящего солнца играет, прыгая на почти отвесный берег, куница. Рука сама тянется к фотоаппарату. Но куница очень осторожное животное. Несмотря на то, что от меня до неё около пятидесяти метров, она замечает мои движения и скрывается в ивняке. Снова смотрю на поплавок, он неподвижен, только слегка покачивается на лёгкой водной ряби, испуская солнечные искорки, отражённые его глянцевой верхушкой. Ничего страшного нет в том, что клёв не начинается, знаю, ещё рановато, в августе рыба клюёт обычно после девяти – десяти часов утра.
В воде вижу отражение пары лебедей, летящих в сторону восхода солнца, я беру фотоаппарат и жду подходящего ракурса: пара лебедей на фоне оранжевого солнца. Но краем глаза замечаю, что поплавок моей удочки резко лёг на воду – типичная лещовая поклёвка. Забыв про лебедей, я почти бросаю фотоаппарат, хватаю удилище и делаю резкую подсечку. На конце лески чувствуется приличное сопротивление. После недолгой, но упорной борьбы, мне удаётся вывести на поверхность воды золотисто-коричневого леща. О-го-го! Весом он будет никак не меньше килограмма. Не спеша волоку по поверхности воды бронзового красавца, лёгшего на бок; он уже не сопротивляется, как на глубине, и, глотнув воздуха, ведёт себя спокойно в таком положении. Но вот несчастье: метра за три до берега лещ делает резкое движение, изогнувшись в дугу, и сходит с крючка. Видимо, фотографируя лебедей, я запоздал с подсечкой. Заглатывая приманку, лещ, похоже, почуял неладное и уже начал выплевывать насадку, когда я подсёк, поэтому крючок зацепился за самый краешек губы. Дело не такое уж это редкое на Мулянке, часто попадаются крупные лещи и густера с совершенно рваными губами, сошедшие уже не один раз с рыболовного крючка. Горестно вздохнув по поводу упущенного зачётного леща, я насадил новый пучок навозных червей, закинул снасть в то же место и кинул в район поплавка три дополнительных шара прикормки, надеясь, что она немного успокоит рыбу, испуганную шумом при вываживании.

Закурив, я снова уставился на поплавок, всё ещё страдая по поводу постигшей меня неудачи. Вот тут то «заглодал мою душу червь-рыболов», дескать, погнался за двумя зайцами, ни одного не поймал. Знал ведь я и раньше, что для съёмок диких животных необходимо много времени и терпения, поэтому фотоохота с рыбалкой часто бывает несовместима. Но уж такова человеческая натура: хочется объять необъятное. Скрепя сердце, засунул я фотоаппарат подальше, благодаря чему в некоторой степени, и поймал в этот день леща весом более килограмма и четырех подлещиков грамм по пятьсот. Обычно, пойманную рыбу я не фотографирую. Не вдохновляют меня натюрморты… Вот пейзажи – это по мне, чем и ограничился, как всегда, и в этот день.
По дороге домой я подумал, что, наверное, всё-таки выберу время и схожу без удочек, только с фотоаппаратом, посижу в «засадах» и, если повезёт, сниму что-то интересное из жизни животных: ондатру, переплывающую Мулянку со стороны тихой заводи к своей норке, с пучком стрелолиста на спине; выводки подросших за лето утят, плавающих дружными стайками и многое другое. Но такой мечте, видимо, не суждено сбыться, ну как пойти на Мулянку на фотоохоту и не порыбачить, дилемма, блин. Решаю я её, как обычно, просто: беру с собой и рыболовные снасти и фотоаппарат. Чего уж бог подаст, то и ладно. Главное, что со мной оба верных друга, согревающих моё увлечённое сердце всю мою жизнь.